Выставка «На малой родине Бориса Федоровича Французова»

На фото вверху: работы художника А.А. Бурмистровой (г. Радужный)

Худ. В.А. Бычков (г. Владимир)

Худ. В.Н. Гилазутдинова (г. Владимир)

Худ. В.Е. Калашников (г. Москва)

Худ. А.Б. Калиничева (г. Москва)

Худ. В.В. Корсаков (г. Рязань)

Худ. А.Н. Мочалин (г. Москва)

Худ. Н.А. Пушнина (г. Санкт-Петербург)

Худ. О.Е. Ратникова (г. Владимир)

Худ. А.Э. Солодилов (г. Владимир)

Худ. Ю.К. Ткачев (г. Владимир)

Худ. Д.А. Холин (г. Владимир)

Стой! Кто идет?

Почти детективная история

По пустынной улице Сергеихи шли подозрительные прохожие. Не пьяные, но идут не ровно, сворачивают в кусты, залезают в крапиву, заглядывают за заборы. Местные жители встревожены и наблюдают за происходящим из окон своих домов, прячась за занавесками.

Это знакомится с местностью группа художников, приехавших сюда на традиционный уже пленэр «На Камешковской земле». 10 августа 2016 года 12 художников из Владимира, Москвы, Санкт-Петербурга и Рязани поселились в Сергеихинской школе и сразу взялись за дело.

Они же не знали, что незадолго до этого, местная администрация провела с населением профилактическую беседу «об угрозе терроризма», и даже раздала листовки с инструкцией: как вести себя в случае опасности. С тех пор, и без того бдительные сельчане, даже моргать перестали, чтобы не просмотреть, как крадутся по селу обнаглевшие враги.

И вот они — подозрительные личности. Всё как в инструкции. Осталось схватить и обезвредить.

Первой попалась Анна Бурмистрова. Ничего не подозревая, шла она по улице, сгибаясь под тяжестью странного деревянного ящика. Шла, озираясь по сторонам, иногда останавливалась, оборачивалась. Явно ищет — где можно пристроить свой смертоносный груз. И вот, кажется, нашла укромное место и начала выдвигать из ящика какие-то антенны.

В этот самый момент за её спиной и раздалась громкая команда: «Стоять!»

От неожиданности Аня выронила ящик, выпрямилась во весь рост и замерла как та фабричная труба, что стоит здесь уже 120 лет.

— Кто такая? — продолжил тот же строгий голос.

— У нас здесь пленэр, — проговорила Аня, не оборачиваясь.

— Какой такой пленэр?

— Мы художники. Приехали рисовать ваши красивые пейзажи.

— Ха… — засмеялся голос, — что красивого можно найти в Сергеихе? Здесь рисовать нечего… а это значит, что художники вы — не настоящие.

И чтобы окончательно разоблачить преступника, тут же был проведен блиц допрос.

— Фамилия? Где живешь? Где училась? Как звать преподавателя?

Сколько ступенек на крыльце худграфа?

Задававший вопросы не знал ответов, он ждал, когда отвечающий собьется, чем и выдаст себя.

Но Аня хорошо помнила свою легенду, показания давала уверено. За что была временно освобождена, но под наблюдением осталась.

В поисках мотивов, забрели мы как-то в Макариху. Там, в самом центре села, раскинулся чудной красоты пруд. Все замерли на берегу, рисуя в воображении свой лучший пейзаж.

Но не успели разложить этюдники, как из дома, стоящего рядом, вышел мужик с косой в руках. Он пытался послушать, о чем мы здесь говорим, и что бы приблизиться к нам соблюдая конспирацию, начал косить траву, двигаясь строго в нашем направлении. Он так быстро косил, что буквально через несколько секунд скошенная трава стала падать нам под ноги. Ловко отпрыгивая, мы начали громко расхваливать пруд, для важности даже называли его озером. Услышав слово «озеро», мужик притормозил и сказал: «Озеро — там». И подняв косу на уровень наших глаз, показал ей на дорогу, которая вела в лес.

Такое красноречие, а особенно коса в его руках, сразу убедили, что лесное озеро нам подойдет больше.

Мы начали быстро собирать вещи…

Бдительное око сельчан мы ощущали на себе везде, где бы ни появлялись…

Понимала и жалела нас лишь повар Нина Васильевна. Приготовив первый обед по утвержденному рецепту, она поняла, что с такой едой работники ничего не наработают, и решила кормить нас по-домашнему. 

Если её домашние действительно так питаются, то как они вообще работают? После такого обеда, путь от школьной столовой до класса, где мы квартировали, объевшиеся художники шли около часа, переваливаясь с бока на бок и делая остановку на привале. При этом надо сказать, что этот же путь, но от класса до столовой мы преодолевали секунд за тридцать.

В огромной, по сельским меркам, школе мы занимали две классные комнаты, в разных концах здания. Мужскую часть поселили в классе рядом с будкой охранника, видимо, что бы тот тщательнее за нами присматривал.

Женская половина расположилась в кабинете музыки. Здесь всё дышало искусством — на стенах висели портреты знаменитых композиторов, на полках аккуратно стояли книги из серии «великие художники»… Было видно, что хозяйка кабинета, Елена Николаевна любит своё дело.

Но её тоже не предупредили о художниках.

И вот, радостные учителя потянулись на любимую работу.

Празднично, бодро, легко и даже, не побоюсь этого слова, полётно входит учитель музыки в свой класс.

Вдруг, в её глазах появилась обеспокоенность, тревога, тоска, неловкость…

Одним словом – она пришла в ужас. Парты хаотично сдвинуты, под партами — матрасы, всюду кучи каких-то явно не местных вещей. И самое возмутительное – от Паганини к Чайковскому протянута веревка, на которой сушится чьё-то бельё.

А, так как, Елена Николаевна в своё время тоже получила листовку об угрозе терроризма, она сразу всё поняла. Пересчитав, зачем-то, портреты композиторов, она стремительно повернулась и с отчаянием бросилась к директору.

Директор школы, Ирина Сергеевна тихо сидела в своём кабинете. Она боялась сама. Но — не террористов (тут была инструкция, и с ними всё было ясно). Боялась она художников, поселить которых в школе её принуждали вышестоящие начальники. Ирина Сергеевна тогда сильно сопротивлялась. Её убеждали, что именно эти художники — вреда школе не нанесут. Ирина Сергеевна поверила… но с этого дня, с каким-то необъяснимым опасением стала приходить на работу.

Школа, как и вся Сергеиха, перешла на осадное положение.

А тот факт, что рано утром художники, прихватив холсты и краски, уходили в неизвестном направлении, и в школе их никто не видел, лишь усугубляло положение. Так как сильнее всего пугает неизвестность. Томясь в тревожном ожидании, учителя, наконец, видят, как после сытного обеда в сторону своих матрасов двигаются те самые художники. Каждый из них похож на волка, который только что проглотил Красную шапочку вместе с бабушкой. Попадаться таким на глаза рисковали не многие. Поэтому школа стала работать лишь до нашего обеда.

Были и исключения – встречались люди смелые. Но тут явно прослеживался французовский след. Кто знал Б.Ф. Французова, тот художников не боится.

Вот, например, человек по имени Паша. Когда-то, его рисовал сам Борис Фёдорович. Паша сразу полюбил художников, особенно — наших девушек. Он любил с ними беседовать, философствовал про жизнь, угощал яблоками из своего сада, и, как бы невзначай, интересовался их семейным положением. От чего получил звание: «жених». А когда Паша рассказал, сколько денег он выручает от продажи грибов, у многих, почему-то, появилось желание написать его дом.

Французовский след в полной мере мы ощутили в родной деревне Бориса Фёдоровича — Зауечье. Там тоже косили траву, но совсем не для того что бы нас пугать – там готовились к нашему приезду. Так готовятся к неожиданному появлению Путина в сельском храме на Пасху.

В тот день, когда мы, так же неожиданно, решили появиться в Зауечье, погода испортилась – пошел дождь. Едва наш кортеж свернул с накатанной дороги в Круглове, путь нам преградила огромная непреодолимая лужа. Дальше нужно было идти пешком. Мы начали доставать зонты. Дождь, вдруг, прекратился. А едва мы перешли речку Уечьку по только что отремонтированному мосту (боимся даже думать, что ремонтировали его тоже к нашему приезду), тучи расступились, заиграло солнышко и летние облака, точно такие как на офортах Французова, приветствовали нас.

В деревне никто не расспрашивал — кто мы такие: выдали нам ключи от дома Бориса Фёдоровича, и мы без присмотра посидели там на всех стульях, диванах, кроватях и ступеньках. Сфотографировали все углы и сфотографировались в этих углах сами. Оборвали всё съедобное и не съедобное, но красивое, в огороде. А соседка принесла нам яблок, рассказала про колодец Французова, и мы напились живой воды из этого колодца. И очень не хотелось покидать такое сказочное место…

А когда, всё же, стали уходить, и едва перешли мостик через Уечьку в обратном направлении, какая-то волшебная сила, вдруг, убрала летние облака обратно в офорт, и небо затянуло унылой пеленой. Заморосил дождь.

Мы вернулись в Сергеиху.

Молва сделало своё дело. И селяне уже сами знали все наши ответы на все их вопросы. Зоркий взгляд наблюдателей подобрел.

Первыми среагировали прихожане церкви, что стоит на Семиновой Горе. При появлении Саши Калиничевой на этой горе, ей вручили банку мёда. Что нами было расценено как знак уважения к труду художника. Однако, я потом долго сидел на том же месте, срисовывал тот же храм вместе с полуразрушенной оградой, с резными воротами, нарисовал даже поленницу дров — кубометра три, но меда мне никто не предложил.

Чуть позже не выдержал осады наш школьный сторож. Всё это время он, присматривая за нами при помощи видеокамер, не выходя из своей коморки. Но в коридоре, где сохли этюды, готовых работ накопилось такое количество, что любопытство заставило сторожа с собакой выйти к людям. Они долго изучали нарисованное, принюхивались к авторам.

После чего сторож признался, что с детства мечтал стать художником, и даже поступил в своё время в Суздальское художественное училище, но, по какой-то причине, бросил его и стал трактористом.

И так тронуло его несостоявшееся прошлое, что он вернулся на своё рабочее место и крепко выпил. Потом всю ночь звонил своей жене, громко ругался матом — видимо, она была причиной краха его художнической карьеры.

А утром жена пришла сама. Легко приподняла мужа за рубаху и направилась с ним домой. Вот так, примерно, появляются гонимые художники.

Постепенно наши отношения с местными жителями становились дружественными, и теперь при встрече мы кланялись, как старым знакомым и непременно приглашали их на выставку этюдов, которую обещали провести в последний день нашего здесь пребывания. 

Не все поняли слово «этюдов», поэтому, народу пришло много – из любопытства.

Вышли из укрытия и работники школы. Завуч даже сфотографировала на память всех художников. Каждого отдельно. Правда, позировать просила в фас и в профиль — на всякий случай.

Опять отличились прихожане церкви на Семиновой горе. Отец Владимир, окончив службу, благословил всех идти на выставку, которой сам же придумал название «Родной край». Так и сказал: «А сейчас все идем смотреть на родной край». И возглавил делегацию.

И увидев свою деревню на картинах, местные жители были удивлены, что родной край, оказывается, не так уж и плох и что, его действительно надо охранять, и не только от террористов… его надо просто любить… и тогда он обязательно ответит взаимностью.

Ю.Ткачев, участник пленэра

2016