136 лет назад 15 (27) февраля 1887 года умер выдающийся химик и композитор Александр Порфирьевич Бородин.

За пару дней до этой даты А.П. Бородин пил чай у Л.И. Шестаковой и весь вечер делился планами на будущее, но его уже посещали предчувствия. Как-то утром А.П. Дианин зашел в «каминную» и увидел Александра Порфирьевича, бросающего в огонь пачки писем, в том числе целые связки посланий от графини дʼАржанто:

— Да вот, батенька, принимаю меры, чтобы все это не попало после моей смерти какому-нибудь журналисту, который еще, чего доброго, все это вздумает напечатать.

Маленький Боря Дианин словно знал о скорой разлуке. 9 февраля Бородин писал жене: «Боба и прежде ужасно любил папу Кокинького, но теперь на него нашла особенная полоса нежных отношений к Кокинькому. Когда только возможно, он спешит влезть ко мне на колени, целует, ласкает и причитает: “Голубчик ты мой! Голубчик каких нет! Чистенький мой! Ручки чистенькие! Личико чистенькое! Дуся мой! Крошечка моя! Воробушек мой! Птичка моя маленькая! Жучок мой!” и т.п. в том же роде и всегда с уменьшительными…»

На 15 февраля в семье был назначен праздник. Занятые предпраздничными хлопотами домочадцы ничего необычного не замечали. Он был очень возбужден, накануне обошел профессоров академии и просил обязательно прийти, потому что «будет очень интересно, и они увидят нечто такое, чего они еще не видели и никогда больше не увидят».

Вечером 15 февраля (по старому стилю) профессор облачился в малиновую шерстяную рубаху и синие шаровары – почти так как он любил ходить летом в деревне. За пятнадцать минут по полуночи рядом с Бородиным была только Мария Васильевна Доброславина, и вот что она рассказала: «Мы стояли и разговаривали, когда в зал вошел профессор Пашутин и подошел поздороваться с Александром Порфирьевичем и со мной. Он приехал с обеда и был во фраке, Александр Порфирьевич спросил его, почему он такой нарядный. Я сказала, что из всей мужской одежды я больше всего люблю фрак; он идет одинаково ко всем и всегда изящен. Александр Порфирьевич заявил со своей обычной шутливой галантностью, что если я так люблю фрак, то он всегда будет приходить ко мне во фраке, чтобы всегда мне нравиться. Последние слова он произнес растягивая и как бы закоснелым языком, и мне показалось, что он качается, я пристально взглянула на него, и я никогда не забуду того взгляда, каким он смотрел на меня, — беспомощного и испуганного. Я не успела вскрикнуть: «Что с Вами?» — как он упал во весь рост. Пашутин стоял возле, но не успел подхватить его».

Вокруг были врачи, но их старания ни к чему не привели, сердце Бородина остановилось. «Почти целый час прилагали все усилия, чтобы вернуть его к жизни, — продолжает Доброславина. – Были испробованы все средства – и ничто не помогло… И вот он лежал перед нами, а мы все стояли кругом в наших шутовских костюмах и боялись сказать друг другу, что все кончено».

Что было причиной его неожиданной смерти?

В опубликованном официальном заключении профессора анатомии Александра Ивановича Таранецкого говорилось: «Особенно сильно было у него атероматозное перерождение мелких сосудов мозга и сердца, почему просветы в них сильно уменьшились; смерть, вероятно, произошла вследствие закупорения сосудов сердца образовавшимся сгустком крови».

За 16 лет до своей смети А.П. Бородин установил роль холестерина в развитии атеросклероза, но тогда эта работа никому не показалась актуальной – в том числе и ему самому.

Похоронен 19 февраля в Александро-Невской лавре рядом с М.П. Мусоргским.

По книге А. Булычевой «Бородин».