Выставка «Камешковский мой край» (к 75-летию Камешковского района)

На выставке представлены картины художников — участников II межрегионального пленэра на Камешковской земле, проходивишего в августе 2014 г. в поселке Краснознаменский.

IMG_2448

IMG_2455

IMG_2453

IMG_2449

IMG_2530

«Несерьезный» отчет о пленэре

Хлеб и зрелища поселка Краснознаменский

P1360266Поселок Краснознаменский Камешковского района – единственное место в России, где культура победила торговлю. Большой торговый центр лежит здесь в руинах, а Дом культуры стоит и работает по своему прямому назначению.
В этом самом Доме культуры и поселились в августе 2014 года на десять дней десять же художников из Владимира и Москвы. Начал свою работу второй Межрегиональный пленэр: «На Камешковской земле».

Поселок, похоже, был заранее предупрежден о нашем приезде — вся администрация Дома культуры срочно взяла отпуск и отбыла в неизвестном направлении. Местные жители понесли нам яблоки, огурцы, помидоры и, какие-то, совсем диковинные ягоды, больше похожие на волчьи — но мы ели их смело, так как приносившие вызывали доверие, а мы еще ничего плохого сделать им не успели.
В нашем распоряжении оказался большой зрительный зал. Сдвинув ряды кресел на галерку, мужская половина коллектива расположилась в партере. Лежа здесь на раскладушках, все с любопытством поглядывали на закрытый театральный занавес, за которым пряталась наша женская часть.
И лишь Виктор Евгеньевич Калашников был лишен такого созерцания, так как устроил себе рабочий кабинет в просторном фойе, и писал там по ночам какие-то тексты, заодно исполняя роль охранника и предсказателя погоды. Окон в зрительном зале не было, и сами мы не могли определить не только погоду, но и время суток.

Когда строили Дом культуры, конечно, не думали, что здесь будут жить люди. Для приезжих рядом с ДК был построен просторный гостевой дом, развалины которого говорят о том, что гостиничный бизнес здесь тоже не прижился. А раз жильцы здесь не планировались, то не планировались и удобства. Честно сказать — нам это даже помогало. Конечно, наличие всего лишь одного туалета несколько сковывало движение, но укрепляло дисциплину. Можно было опоздать на ужин, даже не придти на обед, но пропустить утром свою очередь в туалет… организм не позволял. Особо нетерпеливые пытались подняться чуть раньше самого первого. От этого общий подъем с каждым днем становился всё более и более ранним. В результате все вставали так рано, что до завтрака успевали написать по этюду.

Каждое утро, отправляясь по своим делам, сельчане натыкались в тумане на неподвижные фигуры художников. Весь день эти фигуры, хаотично перемещаясь, то там, то здесь замирали на несколько часов над своими этюдниками, вызывая законный вопрос жителей: – Зачем это?
Зачем надо срисовывать этот неказистый ландшафт? Неужели эти развалины могут чувства добрые хоть в ком-то пробуждать?
«Вот если бы вы приехали лет двадцать назад…» — говорили они. 
Кстати, именно последние двадцать лет художники сами не очень понимают,  зачем они это делают, и оттого путаются в объяснениях.
Выручил опять же Виктор Евгеньевич Калашников, не зря же он писал по ночам умные тексты. Он дал поразительно лаконичный ответ: «Это нас начальники заставили».
Живо представив злых начальников, селяне нас, смиренных, поняли и полюбили.
Слава наша множилась с каждым днем. А когда вышла районная газета с заметкой о пленэре, мы вообще получили статус «самых известных художников». Дети понесли нам свои рисунки, взрослые – малосольные огурцы, а ласточки пытались угодить нам на головы, изображая городских голубей, гадящих на бронзовые монументы нашим великим предшественникам.

Расслабляться нам было уже нельзя, и славу свою мы крепили, как могли. Некоторые художники, не отрываясь от основного занятия, давали мастер-классы.
Как-то мимо нас пастух из соседней деревни гнал небольшое стадо. Юрий Мокшин отложил кисти, попросил кнут и так мастерски пощелкал им, что изумленный пастух, получив кнут обратно, отошел в сторону и несколько раз пытался это повторить. Помучив себя и кнут, пастух вернулся, и, что бы хоть как-то реабилитироваться в глазах художников, сказал: — А я выжигать умею…

Славу мореплавателя получила Саша Калиничева.
Настоящий полковник, живущий на другом берегу, убеждал нас, что его дом самый красивый, и особенно неотразим он с воды. Тут же любезно предлагал свою лодку всем, кто нарисует этот самый дом. Причем лодка была такого размера, что мы могли поместиться там все сразу. Пока выбирали капитана, наша Саша уже сидела в этой лодке и размахивала веслами на середине водоема. Зрелище было не для слабонервных. Сашу удалось спасти, чего нельзя сказать о её зонте, который, подобно хозяйке, вырвавшись из московской тесноты, хотел оторваться на свободе по полной и исчез в морской пучине.

Анна Бурмистрова выступила в роли сеятеля и опровергла пословицу «Что посеешь, то и пожнешь». И это — в селе, где много лет люди серьезно занимались селекцией.
А было всё так. Рисуя старые сараи, Аня «посеяла» там тысячную банкноту. Урожая не пришлось ждать долго — утром под лиственницей, где художники любили писать утренний туман, вдруг, проросли три изрядно помятые фигуры. Они так были счастливы, что не могли выразить свою благодарность, хотя для этого несколько раз пытались заговорить с Аней. Хотя, им не удавалось отличить Аню от Оли, а Олю от Вали, и эти счастливцы, получившие прозвище «ёжики в тумане», стали появляться там, где только что работали художники – видимо ждали новых «посевов».
Справедливости ради, надо сказать, что это были единственные отрицательные персонажи, но их безобидные фигуры лишь украшали местный пейзаж.

Знакомясь с местностью, разговаривая с жителями, мы заметили, что всё здесь начинается со слова «бывший». Бывший совхоз — бывший примером новой коллективной жизни крестьян, бывшая контора, бывшая столовая, бывшие скотные дворы, бывшее картофелехранилище, бывшая липовая аллея и много еще бывшего. Сам поселок и тот – бывшее село Великово.
Это, конечно, грустно, но это — не приговор. Открыл же бывший председатель совхоза небольшой хлебозавод. И он работает. Хлебный аромат, постоянно висящий над поселком, вселяет веру в завтрашний день. Как говорил незабвенный Леонид Ильич: «Будет хлеб — будет и песня».

Получается, что краснознаменцы уже живут так, как мечтали жить древние римляне – с хлебом и зрелищами – если опять же вспомнить работающий Дом культуры. Чего бы еще надо?
Но, оказывается, этого мало. Неуютно русской душе. И начали жители поселка и близлежащих деревень своими силами восстанавливать разрушенную церковь.
На вопрос про жизнь, местные мужики вздыхают: «Такой совхоз развалили».
И, помолчав немного, с радостью в голосе добавляют: «Зато церковь сейчас восстанавливают».
Видимо, совхоз и церковь – вещи несовместимые. Понятно почему — восстановление церкви, в отличие от совхоза, дело действительно добровольное. А добровольно, без принуждения русский человек может горы свернуть. Правда, вначале — когда исчезли начальники — они растащили по кирпичикам все совхозные строения… так это, потому что, у них не было общепоселковой идеи. А теперь она есть.

И когда засияют на солнце купола возрожденного храма, и прихожане со светлыми лицами пойдут на службу, обязательно же захочется благоустроить и территорию. И тогда появятся клумбы с цветами, аккуратные зеленые газоны. По поселку потянутся дороги, которые поведут к храму. Вдоль этих дорог придется скосить бурьян, и, вдруг, все увидят, что там, в бурьяне прячутся основательные стены старинной постройки. Если им вернуть крышу, здесь может разместиться воскресная школа. А где есть школа, там есть и дети, а уж там, где дети… цепочку эту можно продолжать бесконечно, и она приведет нас в светлое будущее.

Мы не раз беседовали об этом светлом будущем с нашим соседом Владимиром, когда он отгонял своих любознательных коз от наших этюдников. Мы видели его дочь и зятя с чадами, которые здесь решили жить. И сомнений, что именно так и будет в селе, у нас не осталось.

Юрий Ткачев,

участник пленэра.