Погост Веретево и г. Суздаль в автобиографическом очерке И.Н. Харламова «Без начала и без конца»
На фото вверху: церковь Смоленской иконы Божией Матери погоста Веретево (фото из семейного архива учителей Кудряковых, 1950-е гг.)
И.Н. Харламов (1854-1887) – писатель-народник, уроженец погоста Веретево Ковровского уезда Владимирской губернии (ныне территория Камешковского района Владимирской области), автор художественных и публицистических очерков, работ по истории церковного раскола и сектантства, социально-экономическим и общественным проблемам крестьянства, интеллигенции и пр. Рассматривая эти вопросы, народник, так или иначе, касался культурных и религиозных основ идентичности российского общества второй половины XIX века. В нынешнем году отмечается 160 лет со дня его рождения.
Автобиографический очерк И.Н. Харламова «Без начала и без конца» (с подзаголовком «Дневник в отрывках из воспоминаний о детстве») опубликован в № 5-6 журнала «Вестник Европы» за 1884 год и с тех пор целиком не переиздавался[1]. Объём очерка – 35 страниц. Сочинение охватывает события детства писателя – жизнь в погосте Веретево Ковровского уезда Владимирской губернии[2] (1854 – 1864), а также отрочества – период обучения в Суздальском уездном духовном училище (1865 – 1869). Очерк написан от первого лица в виде воспоминаний. Произведение не богато подробностями краеведческого характера – гораздо больше внимания уделено раскрытию содержания внутреннего мира ребенка, характеристике персонажей очерка, драматическим событиям детских лет. Тем не менее, воспоминания ценны тем, что являют нам материал, воссоздающий быт одного из селений, уже исчезнувшего с карты Владимирщины, рисуют неповторимые характеры его обитателей, живших полтора столетия назад, а также добавляют штрихи к повседневному портрету одного из провинциальных уездных городов России.
По содержанию произведение можно разделить на две части: период жизни в погосте Веретево и годы учёбы в Суздальском духовном училище. Различие и даже противопоставление сельской и городской культуры – тема, красной нитью проходящая через всё творчество Харламова. В работах народника «город» и «село» предстают как непримиримые враги. Основное отличие между городской и сельской идентичностью писатель видел в утрате традиционных (общинных) ценностей горожанами и распространении индивидуализма, проявлявшегося в «той страшной борьбе за «моё» и «твоё», когда «не только сёстры и братья, но и мужья и жёны, отцы и дети тщательно стремятся разграничить и отделить свои карманы от карманов близких»[3]. Симпатии самого автора не вызывают сомнений. Так один из его беллетристических очерков носит красноречивое название «Вражья сила», под которой автор подразумевает городскую среду. Очерк «Без начала и без конца» служит тому подтверждением.
Картины жизни маленького погоста, «затерянного в лесу одного из глухих мест средней полосы», отличаются грустной лиричностью и имеют, по признанию самого писателя, «совершенно идиллический характер». Центральное место в первой части произведения занимают фигуры священнослужителей. Харламов подчёркивает, что священнослужители, игравшие, по сути, роль интеллигенции в погосте, так же, как и другие обыватели, старались не отставать от времени, идти за веком, поэтому повествование проникнуто идеей уважения к знаниям: любили «книжку» в погосте, батюшки читали «охотно и много», порой даже с ненасытностью. Нередки были между ними богословские споры. Писатель передаёт впечатления от одной из таких дискуссий между отцом (священником Николаем Александровичем Харламовым) и дьяконом Дорофеичем[4]: «Величайшим уважением проникался я к дьяконовой учёности при таких спорах: он то и дело цитировал и, кажется, мой отец и другой его товарищ — священники отделывались всегда от дьякона только своей диалектикой»[5]. Перу священника Харламова принадлежала статья в «Записках» местного сельскохозяйственного общества, Дорофеичу – «монументальный» (около полпуда весом!) десятилетний труд – толкование одного из наиболее сложных евангельских изречений «изберите себе друга от мамона неправды»[6]. Ещё одним детищем Дорофеича явилась «самородная» машина – приспособление для обмолота зерна. Несмотря на печальный финал обоих проектов дьякона и некоторую наивность их создателя (погосту молотилка «доставляла постоянно неиссякаемый источник потехи»), автор говорит о Павле Дорофеиче с теплотой и уважением к его неординарным способностям. Олицетворением идеи авторитета знаний можно считать сына покойного дьячка, студента медицинского факультета Московского университета Фёдора Борисовича «с пустым карманом, но зато с полным надеждами сердцем и с жаждущей света головой». В этой связи вполне закономерным было уважение батюшек к «уму, к энергии, с которой люди собственным лбом пробивают себе дорогу».
Совсем иным колоритом окрашена вторая часть очерка. Здесь народник уже не стремится смягчать краски, подчёркивая, что «наш глухой городишка, богом спасаемый, но людьми совершенно забытый, хотя и играл роль лет тысячу тому назад»[7]. Наряду с картиной безмятежной провинциальности, автор заостряет внимание читателя на пороках городской жизни: среди жителей нередки «спесиво-задорные и наглые фигуры». Харламов не обходит стороной и чиновника-пьяницу полицейского управления, и городскую голытьбу; в красках рисует жизнь подростка на съёмной квартире, где тот становился свидетелем житейских пороков её постояльцев. Субъективную резкость в оценках городского быта усиливает контраст с чистой безмятежной жизнью в маленьком погосте. В целом Суздаль Харламов рисует «уездным захолустьем».
Одной из наиболее значимых тем в очерке стала идея борьбы за справедливость, непримиримость к человеческим порокам. Олицетворением этой борьбы в первой части произведения можно считать бабушку автора, не побоявшуюся направить жалобу в синод на архиерея, чтобы отстоять права своей семьи. «Беда маленькому человеку на свете – говорила она внуку, – заклюют коршуны! Только что с бою возьмёшь, то и твоё счастье!»[8]. Во второй части очерка Харламов выделяет двух персонажей – часовщика, фотографа Ермолая Иваныча и заштатного дьячка Льва. Оба героя чужды мещанства и являлись обличителями людских пороков, растлевающих душу, и поэтому не пользовались любовью горожан, были по сути белыми воронами в среде городских обитателей. Льва Харламов так и именует – «ходячая совесть города N». При этом оба они имели трезвый ум и могли, по мнению обывателей, благополучно устроить свои дела, влиться в мещанскую среду. Однако, вопреки здравому смыслу и имеющимся возможностям, иной миссии, кроме обличения, они для себя не представляли. Именно этот факт, как отмечал Харламов, больше всего и задевал горожан. Тема борьбы с пороками общества более глубоко раскрыта в очерках Харламова, посвящённых истории церковного раскола, где он как раз определяет тип лидеров раскола – протопопов Аввакума, Ивана Неронова как проповедников-обличителей. В какой-то степени роль, которую играли названные персонажи в суздальском обществе (в особенности Лев), можно сопоставить с ролью юродивых. Активная сторона юродства, по мнению исследователя культуры Древней Руси А.М. Панченко, заключается в обязанности «ругаться миру», обличая грехи сильных и слабых и не обращая внимания на общественные приличия[9]. В целом описываемая тема созвучна теории К.Н. Михайловского о героях и толпе.
Стоит также остановиться на некоторых краеведческих деталях. Рассказывая о собственной страсти к чтению (вспомним отношение к нему в Веретевском погосте), народник описывает суздальскую училищную библиотеку, которую, помимо духовной литературы, составляли книги о путешествиях, детские, исторические и бытовые произведения, журналы «Душеполезное чтение», «Странник» и др. Однако, интересы подростка не ограничивались подобным кругом, и тогда приходилось обращаться к местным книголюбам, владельцам «Графа Монте Кристо», «Лесного бродяги» и других произведений.
Как уже отмечалось, Харламов именует Ермолая Иваныча часовщиком и фотографом. Описываемые события принадлежат ко второй половине 1860-х годов, тогда как известная деятельность суздальских фотографов относится к периоду 1880-х годов[10]. Таким образом, очерк Харламова уточняет картину жизни Суздаля и побуждает к дальнейшему изучению вопроса.
Образы борцов за справедливость перекликаются с фигурой самого автора, стоявшего перед похожим выбором. «Мне говорили о карьере, – вспоминает писатель, – я слушал и хотел «оправдать доверие», а какая-то неотразимая сила стаскивала меня с прямой и ровной дороги «паинек», помимо моего сознания, моей воли, и сопротивление этой силе доставляло мне только страдания…»[11]. В связи с этим характеристика, данная самому Харламову известным владимирским краеведом конца XIX века А.В. Смирновым – «служитель истины и народа» – представляется, без сомнения, справедливой. Народник оправдал её своей жизнью и творчеством.
С.С. Харитонов
Опубликовано: Провинциальный анекдот: Чтения по региональной казуальной истории. Вып. IX. – Шуя, 2015. – 184 с. – С. 122 – 126.
[1] Первая часть очерка опубликована в Камешковской районной газете «Знамя» 19 июня 2009 г.
[2] Веретевский погост, в котором священствовал отец писателя Николай Александрович Харламов с 1853 по 1864 годы, находился в 27 верстах от уездного города Коврова и в 50 верстах от Владимира и был известен с XVI века как вотчина Суздальского Покровского женского монастыря. В настоящее время как населённый пункт не существует.
[3] Харламов И.Н. Из-за раздела (Очерк) // Московское обозрение. 1876. № 12. С. 178.
[4] Судя по церковно-приходской летописи Смоленской церкви погоста Веретево, речь идёт о Павле Дорофеевиче Фортунатове, служившем в погосте с 1850 по 1868 гг. (информация предоставлена Г.А. Стахурловым).
[5] Харламов И.Н. Без начала и без конца (Дневник в отрывках из воспоминаний о детстве) // Вестник Европы. 1884. №5-6. С. 517.
[6] В церковнославянском переводе: «И аз вам глаголю, сотворите себe други от мамоны неправды, да, егда оскудeете, приимут вы в вeчныя кровы». В синодальном переводе: «И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители» (Лк.16,9).
[7] Харламов И.Н. Без начала и без конца. С. 527.
[8] Харламов И.Н. Без начала и без конца. С. 515.
[9] Панченко А.М. Юродивые на Руси / А.М. Панченко. Я эмигрировал в Древнюю Русь. Россия: история и культура. Работы разных лет. СПб, 2005. С. 27.
[10] По словам владимирского исследователя в области истории фотографии Г.Г. Мозговой, согласно переписи 1871 года, фотограф среди жителей Суздаля не упоминался.
[11] Харламов И.Н. Без начала и без конца. С. 513.
Оставьте ваш комментарий