Народник И.Н. Харламов и Владимирский край

Иван Николаевич Харламов (1854 – 1887) – писатель, публицист народнического направления, исследователь проблем пореформенного крестьянства, старообрядчества и религиозного сектантства, родился в погосте Веретево Ковровского уезда Владимирской губернии в семье сельского священника. Детство и юность Харламова прошли на Владимирской земле. И хотя дальнейшую свою недолгую жизнь он провёл за пределами нашей губернии, сюда он периодически возвращался к родным и близким, при рассмотрении социально-экономических проблем в своих публицистических и беллетристических произведениях приводил примеры владимирских сёл и деревень. В данной публикации на основе имеющихся источников хотелось бы обобщить материал, свидетельствующий о связях Харламова с Владимирским краем.

О детстве и отрочестве Харламова мы можем узнать из автобиографического очерка «Без начала и без конца».[1] Сочинение охватывает события жизни в погосте Веретево[2] (1854 – 1864), а также период обучения в Суздальском уездном духовном училище (1866 – 1871). Воспоминания ценны тем, что воссоздают картину жизни одного из селений, уже исчезнувших с карты Владимирщины, рисуют неповторимые характеры его обитателей, живших полтора столетия назад, а также добавляют штрихи к портрету одного из провинциальных уездных городов России.

Описания маленького погоста, «затерянного в лесу одного из глухих мест средней полосы» отличаются грустной лиричностью и имеют, по признанию самого писателя, «совершенно идиллический характер». Центральное место в первой части произведения занимают фигуры священников и церковнослужителей, игравших, по сути, роль интеллигенции в погосте. Они старались не отставать от времени, идти за веком, поэтому повествование проникнуто идеей уважения к знаниям: любили «книжку» в погосте, батюшки читали охотно и много, порой даже с ненасытностью. Перу священника Н.А. Харламова, отца народника И.Н. Харламова, принадлежала статья в «Записках» местного сельскохозяйственного общества, дьякону Дорофеичу (Павлу Дорофеевичу Фортунатову) – «монументальный» (около полпуда весом!) десятилетний труд – толкование одного из наиболее сложных евангельских изречений – «изберите себе друга от мамона неправды».[3] Произведение так и не было опубликовано. Ещё одним детищем дьякона явилась «самородная» машина – приспособление для обмолота зерна. Неудивительно, что и ребёнок ещё до поступления в училище «глядя ли на старших, или по врождённой любви к книгоедству» приобщился к чтению и прочитал «от доски до доски» «Исторические книги Ветхого Завета» и «Евангелие с Деяниями».

Совсем иным колоритом окрашена суздальская часть очерка. Здесь народник уже не стремится смягчать краски, характеризуя Суздаль, как «наш глухой городишка, богом спасаемый, но людьми совершенно забытый, хотя и играл роль лет тысячу тому назад»[4]. Наряду с картиной безмятежной провинциальности, автор заостряет внимание читателя на пороках городских жителей, среди которых нередки «спесиво-задорные и наглые фигуры». Харламов не обходит стороной и чиновника-пьяницу полицейского управления, и городскую голытьбу; в красках рисует жизнь подростка на съёмной квартире, где тот становился свидетелем житейских пороков её постояльцев. Субъективную резкость в оценках городского быта усиливает контраст с чистой безмятежной жизнью в маленьком погосте. Вообще в работах народника «город» и «село» предстают непримиримыми врагами. Основное отличие между городской и сельской идентичностью писатель видел в утрате традиционных (общинных) ценностей горожанами и распространении индивидуализма. В целом же Суздаль Харламов рисует «уездным захолустьем».

Стоит остановиться на некоторых краеведческих штрихах очерка. Рассказывая о собственной страсти к чтению (вспомним отношение к нему в Веретевском погосте), народник описывает суздальскую училищную библиотеку, которую, помимо духовной литературы, составляли книги о путешествиях, детские, исторические и бытовые произведения, журналы «Душеполезное чтение», «Странник» и др. Однако, интересы подростка не ограничивались подобным кругом, и тогда приходилось обращаться к местным книголюбам, владельцам «Графа Монте Кристо», «Лесного бродяги» и других произведений. Вызывает интерес фигура героя очерка Ермолая Иваныча, часовщика и фотографа. Описываемые события относятся ко второй половине 1860-х годов, тогда как известная деятельность суздальских фотографов связаны с периодом 1880-х годов.[5] Таким образом, очерк Харламова уточняет картину жизни Суздаля и побуждает к дальнейшему изучению вопроса. Согласно ведомости училища за 1870/71 учебный год ученик Иван Харламов поведение имел «очень хорошее», а «способности, прилежание и успехи – отлично хорошие».[6]

Картину суздальской жизни может дополнить описанный Харламовым примечательный народный обычай: «…в четверг на масленице обыкновенно из крестных сёл собираются целые массы молодых людей, одетых в лучшие наряды. На Казанской площади молодёжь устанавливается в ряды – девушки против парней, и начинается очень внимательный и весьма продолжительный взаимный осмотр женихов и невест. Результатом этого является сближение молодых людей и затем, с течением времени, сватовство. В настоящее время, впрочем, обычай этот, год от года падает и, кажется, это указывает на давнишний его характер – сходбища «межи сёл» на нейтральном, торговом пункте для весёлых игр и религиозного гетеризма».[7]

По словам известного владимирского краеведа А.В. Смирнова период обучения Харламова во Владимирской духовной семинарии (1871 – 1875) отличался тем, что у семинаристов в то время «являлась потребность в издании рукописных журналов, в устройстве совместного чтения, домашних спектаклей»[8]. Однако Харламов в одной из своих полемических статей отзывается о семинарской науке и морали совершенно иначе: «Нет, господа, не многого стоит ваша семинарская наука. Лучше ли семинарская мораль с систематически развиваемым шпионством, с исключением из семинарии «за недонесение» на товарищей, с «педагогическим» осмотром карманов, отбиранием не только «вредных» книг, но  даже, например, красных кошельков, и обращением в пользу инспектора, с постоянной проповедью лицемерия и притворства (например, «пей, да не попадайся»)… Признаемся, мы не можем без крайнего озлобления вспомнить эту до мозга костей развращённую систему «морали». В нашем воображении ещё живо стоят яркие образы наших воспитателей с циничной проповедью на устах, с беззастенчивыми подвигами на поприще всевозможных безобразий. На наших глазах всё это делалось часто с подлыми подмигиваниями и подчёркиваниями, с разухабистыми остротами и, в то же время, с беспощадной строгостью к тому, что делалось нами, глядя на них!…».[9] Стоит оговориться, что в статье нет упоминания именно Владимирской семинарии, а даётся общая оценка  семинарской атмосферы. Однако, не вызывает сомнений, что эти слова основываются на собственном горьком опыте. Противопоставление Харламовым безмятежной картины детства и последующих мучений в «бурсе»соответствует традиционным канонам мемуарных произведений, принадлежащих перу выходцев из духовного сословия. По мнению современной американской исследовательницы Л. Манчестер, «в понимании поповичей бурса была своеобразным мостом между «святым» миром детства и испорченной мирской сферой, которую выходцам из духовенства в дальнейшем предстояло спасти от гибели».[10]

К семинарскому периоду относится важное событие в жизни Харламова – его знакомство с владимирским писателем Н.Н. Златовратским. С 1872 года в течение нескольких лет Златовратский проживал в родном городе. Для Харламова он стал старшим товарищем и литературным наставником. По словам дочери Златовратского Софьи Николаевны Харламов, «близкий по своим убеждениям отцу, он был очень предан ему».[11] В фондах Владимиро-Суздальского музея-заповедника находится карандашный портрет отца Н.Н. Златовратского Николая Александровича Златовратского, автором которого является Харламов.

В 1874/75 учебном году Харламов был уволен из семинарии по прошению и поступил в Санкт-Петербургский университет.К этому времени относится первый опубликованный очерк Харламова – «Дьячки», повествующий о перипетиях церковнослужителей в период реформы по сокращению церковных приходов. Героями очерка стали дьячки Матвей Силыч Спасский и Онисимыч из села Небылово «В–ской губернии». Надо сказать, что и в этом, и в последующих художественных произведениях владимирский читатель может встретить знакомые названия суздальских сел и деревень –Небылово (Небылое), Константиново, Янёво, Березницы. Один из героев очерка отправляется в губернский город с прошением и проходит мимо торговых рядов, где «около рядской стены расставил старые книги и развесил картины солдат – букинист».[12]

В петербургский период Харламов знакомится с писателями и публицистами, в частности с А.И. Эртелем, которому помогает в частной библиотеке, и Ф.Д. Нефёдовым. 16 июля 1879 года Харламов направил в редакцию газеты «Русский курьер», редактором которой в то время являлся Нефёдов, корреспонденцию под заголовком «Из Суздальского уезда». В ней народник поднимает повседневные проблемы крестьянского населения Суздальского уезда: место размещения житниц (зернохранилищ) и сенных сараев, правила пользования просёлочными дорогами, неправомерное смещение с должности сельского старосты села Семёновское-Троицкое (ныне Семёновское-Советское Суздальского района). Харламов подчёркивает, что принимаемые порой местной властью бюрократические решения противоречат принципу целесообразности. Указывается также на распространяемый либеральной печатью искажённый взгляд на деревню, как на место «пьяное с утра до ночи, с синяками и без признаков мысли и членораздельной речи», а на мужика, как на существо «без всяких признаков мысли и способности сознавать свои нужды и потребности».[13]

Харламов касался и других социально-экономических вопросов, приводя знакомые примеры из жизни владимирских сёл. В частности, принцип распределения земли под руководством сельской общины рассмотрен им на примере с. Гавриловское Суздальского уезда. Харламов подчёркивает, что для крестьян, состоявших в ведомстве государственных имуществ было «лучше сократить несколько душевой надел, но зато отрезать всем одинаковой земли, не слишком дробя участки». По мнению народника, гавриловские крестьяне переделами, вызывавшими в пореформенное  время ожесточённую полемику в прессе,«вовсе не тяготятся, а некоторый запас свободной земли в «пятках» даёт возможность производить передел через 10 лет».[14]

В литературном очерке «Несчастная» Харламов упоминает о развитии во владимирских деревнях с 1840-х годов миткалевого промысла: кулак строил «дом-фабрику», устанавливал станки, брал в аренду у фабриканта пряжу и раздавал её крестьянам, которые ткали из неё ткани на арендованных у кулака за 1 – 1,2 руб. станках. В целом можно сказать, что краеведческих деталей с точной «привязкой к местности» в очерках Харламова немного.

В сопроводительной записке, отправленной Нефёдову вместе с упомянутой корреспонденцией, Харламов сообщал, что за подобную работу хотел бы получать гонорар в размере3 копеек за строку. Кроме того, в письмах Харламова неоднократно встречаются просьбы поскорее выслать гонорары за статьи ввиду тяжёлого материального положения отца: на иждивении сельского священника из Суздальского уезда в то время находилось семеро детей, поэтому Харламов зачастую просил переводить деньги за публикации напрямую отцу. «В деньгах он ужасно нуждается,– пояснял народник. – И каждый день дорог, и каждая копейка».[15]

В 1882 году Харламов подвергся аресту. Причиной этому послужил тот факт, что у московского дворянина Яковенко был обнаружен список имён и адресов, у кого беглые политические ссыльные, связанные с организацией «Народная воля», могли бы найти пристанище по дороге из Сибири в европейскую часть страны. В списке оказалась и фамилия Харламова. Полгода он провёл в доме предварительного заключения, откуда был выпущен «чистым во всех отношениях». Однако за Харламовым было установлено негласное полицейское наблюдение.

В следующем году Харламов женился на выпускнице женских врачебных курсов сестре Златовратского Анне Николаевне (тоже, к слову сказать, находившейся под негласным надзором полиции). Молодая семья проживала в Московской и Смоленской губерниях. Полицейские донесения свидетельствуют, что супруги Харламовы неоднократно приезжали на родину. Во Владимире они останавливались в доме матери Анны Николаевны М.Я. Златовратской на Большой Ильинской улице.[16] Гостил Харламов и у отца в Гавриловском, где тот служил священником с 1864 года. В частности там он провёл лето 1885 года. Согласно донесениям за время пребываний на родине супруги Харламовы «ни в чём предосудительном замечены не были». В октябре того же года у Харламова проявились первые признаки страшного заболевания – туберкулёза. В июне 1886 года он вместе с семьей Златовратского выехал на лечение кумысом в Самарскую губернию.Лечение не дало ожидаемого эффекта. В ноябре того же года в донесении помощника начальника Московского губернского жандармского управления по Клинскому и Волоколамскому уездам сообщалось, что здоровье Харламова «настолько плохо, что он не встаёт с постели и едва ли выздоровеет».[17]

Скончался Иван Николаевич Харламов 18 (30) марта 1887 года и был похоронен при церкви села Раменье Волоколамского уезда Московской губернии (ныне Шаховской район Московской области), где его жена работала земским врачом. Летом того же года А.Н. Харламова-Златовратская переехала в родной Владимир, где более четверти века трудилась заведующей оспопрививательным отделением Владимирской губернской земской больницы. Анна Николаевна Харламова-Златовратская и дочь Харламовых Елена Ивановна похоронены на городском Князь-Владимирском кладбище.

К сказанному стоит добавить, что владимирскому исследователю жизни и творчества Харламова могут быть доступны документы, хранящиеся в фондах Государственного архива Владимирской области (училищные и семинарские ведомости, полицейские донесения), а также большинство его очерков, содержащихся в фондах Владимирской областной научной библиотеки. Из них он может составить собственное представление о связях нашего земляка с Владимирским краем.

С.С. Харитонов

Опубликовано: Материалы XХI Межрегиональной краеведческой конференции (15 апреля 2016 г.). – Владимир: Владим. обл. науч. б-ка им. М. Горького, 2017. – 595 с. – С. 533 – 539.

[1] Харламов И.Н. Без начала и без конца (Дневник в отрывках из воспоминаний о детстве) // Вестник Европы. 1884. №5-6. С. 517 – 547. Первая часть очерка опубликована в Камешковской районной газете «Знамя» 19 июня 2009 г.См. также Харитонов С.С. Погост Веретево (Ковровского уезда) и г. Суздаль в автобиографическом очерке И.Н. Харламова «Без начала и без конца» // Провинциальный анекдот: Чтения по региональной казуальной истории. Вып. IX. Шуя, 2015. С. 122 – 126.

[2] Веретевский погост, в котором священствовал отец писателя Николай Александрович Харламов с 1853 по 1864 годы, находился в 27 верстах от уездного города Коврова и в 50 верстах от Владимира (ныне Камешковский район Владимирской области) и был известен с XVI века как вотчина Суздальского Покровского женского монастыря. В настоящее время как населённый пункт не существует.

[3] В церковнославянском переводе: «И аз вам глаголю, сотворите себe други от мамо ныне правды, да, егда оскудeете, приимут вы в вeчныя кровы». В синодальном переводе: «И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители» (Лк.16,9).

[4] Харламов И.Н. Без начала и без конца. С. 527.

[5] По словам владимирского исследователя в области истории фотографии Г.Г. Мозговой, согласно переписи 1871 года, фотограф среди жителей Суздаля не упоминался.

[6] Государственный архив Владимирской области (ГАВО). Ф. 454. Оп. 1. Д. 510. С. 301.

[7] Харламов И.Н. Женщина в русской семье // Русское богатство. 1880. №4. С. 87.

[8] Смирнов А.В. Уроженцы и деятели Владимирской губернии. Вып. 1. Владимир, 1896. С. 146.

[9] Харламов И.Н. К вопросу о положении духовенства // Страна. 1880. № 91. С. 4.

[10] Манчестер Л. Поповичи в миру: духовенство, интеллигенция и становление нового самосознания в России. М., 2015. С. 234.

[11] Златовратская С.Н. Из воспоминаний об отце // Златовратский Н.Н. Воспоминания. М., 1956. С. 360.

[12] Харламов И.Н. Дьячки (Бытовой очерк) // Пчела. 1875. №40. С. 479.

[13] Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 342. Оп. 1. Д. 151. Л. 1.Можно утверждать, что корреспонденция не была опубликована, поскольку на ней стоит резолюция (возможно Нефёдова) – «неудобна».

[14] Харламов И.Н. Факты общинного владения // Московское обозрение. 1878. №1. С. 40 – 41.

[15] РГАЛИ. Ф. 342. Оп. 1. Д. 129. Л. 4 об.

[16] Ныне улица Герцена. Дом Златовратских, отстроенный после пожара 1881 года, сохранился до наших дней.

[17] ГАВО. Ф. 704. Оп. 1. Д. 31. Л. 84.