Выставка «По следам владимирских рожечников»

На фото вверху: работы художника Д.А. Холина (г. Владимир)

Худ. А.Э. Солодилов (г. Владимир)

Худ. Ю.К. Ткачев (г. Владимир)

Худ. Ю.А. Мокшин (г. Владимир)

Худ. О.Е. Ратникова (г. Владимир)

Худ. А.Б. Калиничева (г. Москва)

Худ. В.Н. Гилазутдинова (г. Владимир)

Худ. В.Е. Калашников (г. Москва)

Худ. А.Н. Мочалин (г. Владимир)

Худ. В.В. Корсаков (г. Рязань)

Худ. А.А. Бурмистрова (г. Радужный)

«Несерьезный» отчет о пленэре

Меня назначили старшим в команде участников пленэра. И я долго не мог понять, что я должен делать, каковы вообще обязанности «старшего».

Но помог случай. Однажды я занемог и мне вызвали «скорую». Приехали два санитара. Один из них, естественно, старший. Тот, который просто санитар, стал меня трогать, искать пульс, мерить давление и т.д.

А «старший» сразу прошел к столу и начал писать отчет: «больной такого то возраста лежит на правом боку, глаза открыты, разговаривает… и т.д.»

Я сразу понял, чем должен заниматься «старший» — он должен писать отчёты.

С тех пор я пишу отчеты о наших пленэрах.

Это ж — лагерь…

«А где здесь розетка?» — спросили мы, как только заселились в просторные палаты оздоровительного лагеря «Дружба».

Нам показали комнату с розеткой.

«Но, она, же не работает?» — не поняли мы.

На нас посмотрели как на туземцев и невозмутимо ответили: «Она и не должна работать… это ж — лагерь».

Фраза «это ж — лагерь» немного пугала, но в тоже время снимала все вопросы, которые появлялись у нас при знакомстве с местом нашего временного проживания. А проживание наше было связано с началом работы третьего межрегионального пленэра «По следам владимирских рожечников».

11 художников из Владимира, Москвы и Рязани проведут здесь десять июльских дней, пытаясь проверить на себе – как помогает Камешковская земля стать успешным и счастливым. А точнее – почему именно здесь игра на обычном пастушьем рожке превратилась в высокое искусство, которое услышали даже в Париже.

А это значит, что «по следам владимирских рожечников» мы готовы идти до конца, то есть — до самого Парижа.

Тем более начало пути было чудесным.

Устроители пленэра постарались… чем сами же усложнили себе дальнейшую жизнь, так как к хорошему мы привыкаем легко.

Возьмем, например, праздник рожечников! Мы, конечно, понимаем, что не специально для нас делали, но нам уже хочется, чтоб по утрам у нас под окнами рожок играл, что б ансамбль «Баловень» — каждый вечер, чтоб самовар с баранками — под березой и чтоб все вокруг — в русских сарафанах…

В общем, мы с надеждой и любопытством ждем будущий пленэр.

А пока, поселившись в «Дружбе», мы невольно сравниваем условия жизни здесь с бытовыми неудобствами прошлых заездов.

Если Краснознаменск многим запомнился очередью в туалет, то здесь это заведение — самое большое из всех отдельно стоящих строений, включая клуб. Правда, он настолько «отдельно стоящий», что по дороге туда, непроизвольно начинаешь искать кусты. Но предусмотрительные начальники все кусты в этом районе основательно вырубили.

Если раньше нам не хватало горячей воды, то здесь, одна из стен этого гигантского туалета полностью утыкана кранами, в которых всегда есть горячая вода. Мы, однако, не стали спрашивать: «Почему там нет хотя бы одного крана с холодной водой?» Ведь ответ нам был уже известен: «это ж – лагерь».

Нас сразу предупредили, что здесь — коммунизм. То есть, в лагере не запирается ни одна дверь. И лишь калитка в заборе должна была напоминать нам, что «это, всё-таки, – лагерь». Каждый вечер калитка закрывалась на замок. За этим следили строго, сюда даже провели видеокамеру. Но если бы директор лагеря Елена Николаевна посмотрела в эту самую камеру рано, рано утром, то увидела бы, как наша Ольга Ратникова, без особого труда пробирается сквозь дыру в заборе рядом с калиткой и, написав на свободе этюд, тем же путем, совершенно безнаказанно, возвращается домой.

В этом коммунистическом раю нас поселили вместе с группой спортсменов из олимпийского резерва. Есть что-то общее между художниками и спортсменами – и те, и другие изматывают себя ради сомнительных будущих побед. Разница лишь в том, что у спортсменов гораздо больше шансов увидеть это светлое будущее… так как спорт очень любит президент.

Главное орудие побед спортсменов – их атлетические тела, эти самые тела они берегут и намывают как новенький автомобиль. Для этого половину тренировочного времени спортсмены проводят в дУше. От такой заботы душ для нас стал недоступен. Мы, конечно, пытались сходить туда ночью, но там нет света.

«Это же – лагерь», — сказали мы себе и вернулись в туалет, ведь там всегда есть горячая вода. Кроме того, там находится чудесное устройство под названием «ногомойка». В ногомойке низко-низко у самого пола расположены два крана – один с горячей, другой с холодной водой. У нас, конечно, появился вопрос: «Как вообще предполагалось смешивать эти два потока?» Но мы помнили ответ: «Это ж — лагерь».

Пришлось проявить смекалку. Не буду углубляться в подробности, рассказывать технологию помыва, но спортсмены пару раз наталкивались на картину под названием: «Художники, принимают душ в ногомойке», после чего перестали ходить в туалет в то время, когда там находились мы.

Пережидая, спортсмены вместе с тренером нервно скакали возле двери. А мы, по наивности, принимали это скакание за их очередное физическое упражнение, и не спеша наслаждались душем. Ошибиться было не сложно, так как все другие упражнения у них мало отличались от этого.

Их тренер сам признался: «Если бы спортсмены тренировались так, как работают художники – все олимпиады были бы наши».

И это он ещё не знал, что каждый вечер, когда спортсмены уже спали, художники собирались в дальней комнате, сидели там до глубокой ночи и громко грустили, что день такой короткий. А на рассвете, когда спортсмены ещё безмятежно спали, сквозь дыру в заборе уже выбиралась наша Ольга Ратникова.

И это всё без тренерских наставлений – никто никого не принуждал к творчеству. Скорее наоборот – Дима Холин даже смазал петли у дверей, чтоб их скрипом не разбудить товарищей, и потихоньку, не дыша, выскальзывал с этюдником из дома. А на улице, вдруг, натыкался на Виктора Корсакова, который, уже размахивал кисточкой пытаясь запечатлеть движение первых солнечных зайчиков.

А сквозь дыру в заборе уже возвращается Ольга Ратникова.

И ни что не могло остановить этот трудовой порыв. Работу мог прервать только обед. И не потому, что так хотелось есть, а потому что столовая, словно машина времени, возвращала нас в пионерское детство: нас манила к себе эта каша с кусочком масла, эта ностальгическая котлета, этот компот… хотя с компотом что-то было не так. Мы долго не могли определить – компот это или чай. Но вспомнили: «это ж – лагерь», а значит — всё, что после котлеты – это всегда компот.

Я готов был рассказать про участников пленэра много хорошего, но заметил, что они от меня что-то скрывают.

А всё тайное… как известно — мне интересней вдвойне.

Возьмем, например, Сашу Калиничеву. Ей, как почтальону Печкину, всегда кто-то дарит велосипеды. Но, оказывается, этот сухопутный вид транспорта нужен ей лишь для прикрытия… на самом деле её неудержимо влекут водоёмы и болотистые места. Я понял это, когда в один из вечеров на этом самом велосипеде в лагерь въехала вся зеленая, обмазанная илом русалка. А за ней плелся попавший в русалкины сети юноша. Так и ходил бедняга за ней до конца пленэра, заодно отпугивал других рыбаков да механизаторов, которые повелись на её волшебные чары.

Другой пример: я не видел, как Юрий Мокшин едва прибыв к месту назначения, достал из рюкзака удочку и направился на берег Клязьмы. Просидел там до темноты и вернулся без улова. Но я видел, как лежал он после этого, с тоской глядя в потолок. В его голове шла битва между рыбалкой и искусством. Победа — из-за не явки соперника (отсутствие клёва) — была присуждена живописи. Но Юрий Александрович грустил — видимо ставки, всё же, были сделаны на рыбалку.

Я не видел, как к Лёше Солодилову приставала пьяная рыбачка, не знаю, что она ему предлагала. Но я, как впрочем, и все многочисленные отдыхающие, с любопытством наблюдали, как убегал он от неё по берегу, держа перед собой раскрытый этюдник похожий на пасть гигантской щуки. А неудачливая рыбачка разочарованно смотрела вслед.

А что, если это была элементарная тяга к искусству?

Никто не видел, когда спал Виктор Евгеньевич Калашников. В то время как все укладывались в постель, он забивался в угол, раскрывал свой ноутбук и беспрерывно стучал по клавишам. Не знаю, что он там писал, но за прощальным столом сказал такой содержательный тост, что потом до глубокой ночи все тосты так и звучали: «Ну… за то, о чем сказал Калашников». Слов и даже смысла, сказанного Виктором Евгеничем, никто воспроизвести не мог, но ощущения от сказанного заставляли наливать и наливать.

Наш известный сеятель – Аня Бурмистрова просила не рассказывать о том, что она опять занялась селекцией. На этот раз она посеяла фотоаппарат. Но всё открылось, когда к Анне пришел юный рыбак. Он вернул ей найденную вещь и затребовал вознаграждение. Анне ничего не оставалось, как ехать в магазин. Потом кто-то нашел её мастихин. И опять – в магазин. Потом все смекнули, что здесь можно поживиться, и стали носить ей всё, что найдут на территории лагеря. Ей понесли панамы, рыболовные крючки, гайки, мертвых ужей и ежей… Анне пришлось закупать сразу целый ящик призовых. От этого энтузиазм искателей удвоился, и уже все ходили по территории медленно, с низко опушенной головой. От чего наш лагерь стал походить на обитель.

В вымогательство призовых втянулись все. Уже нельзя было просто положить на лавку свою шляпу – тебе тут же возвращали её за вознаграждение.

Повезло и мне – по окончанию пленэра Мокшин так спешил домой, что забыл забрать один свой этюд, я нашел его – теперь жду вознаграждения…

Юрий Ткачев, участник пленэра
Июль 2015